Он никогда не понимал мотивов обретенной семьи. «Семьи» в самом общем понимании этого слова. Зачем им понадобился Винсент? Мальчишка с красным глазом, оборванец, появившийся из ниоткуда на их кровной территории. Даже жуткая и довольно неприятная привычка потрошить игрушки не смутила Найтреев. Более того, они его слушались и потакали ему! Чего ради им понадобилось усыновлять их обоих? Всем известна благотворительность Великого Герцогского Дома, в узких кругах известен и детский приют, в который вложено немало средств и сил. Одним больше, одним меньше. Что мешало пристроить Винсента туда? Как бы сложилась судьба Гилберта тогда?
Чувствовать себя лишним в собственном доме всегда неприятно. А в доме, который тебе отчаянно не нравится – еще неприятнее. Наконец, Гилберт дорос и, главное, осмелел до того момента, когда мог позволить себе наплевать на общественные устои и съехать. Отец был уведомлен незамедлительно, хотя коленки у Гила изрядно тряслись. И не зря. Потакая его ожиданиям, от этого заявления отец вышел из себя. Последовала пылкая тирада на тему позора семьи и самого Гилберта. Эту ругань было слышно за пределами поместья. Но твердой решимости у парня не отбила. Он устал от этих людей, от этих взглядов. Найтреи никогда его не любили. Ему до тошноты не нравились обязанности, наложенные на него из-за высокого статуса. Он терпеть не мог официальные приемы и сборища важных шишек. Собственные свобода и одиночество оказались важнее и потому перевесили все остальное.
Впрочем, дорога в поместье Найтреев для него не закрылась. Слухи поползли сразу же: старший приемный сын сбежал от семьи, а как так получилось, кто это допустил? Вслушиваться в сплетни было некогда, он был слишком занят заданиями от «Пандоры». И изредка искренне радовался своему новому скромному убежищу, в котором все равно проводил не так уж много времени. Найти его было нетрудно, так как подобных комнатушек, плохоньких и дешевых из-за расположения в самых неблагоприятных районах столицы, было полно. В одной из таких Гилберт и обосновался, разумеется, со всеми мерами предосторожностями. Адрес его жилища знали только Винсент и Брейк, а на их частые визиты рассчитывать не приходилось.
Прошло всего несколько дней, а Гил уже успел отвыкнуть от напыщенной брусчатки и роскошного сада, украшавших вход в поместье. Тихо проникнуть в свою бывшую комнату и никому не попасться на глаза – таков был его план. Кое-что из одежды и мелких хозяйственных вещей на новом месте ему было позарез необходимо. Но… незаметно не получилось. Брюнет наткнулся прямиком на Элиота. Брат, разумеется, не умел молчать и начал учить жизни. Довольно шумно и оскорбительно, вываливая на голову все, что успело в нем накипеть. Просто разворачиваться и уходить Гилберт не умел, да и Элиота обижать не хотел – только тот и рта не дал раскрыть. В чем-то он был прав. Отношения были безнадежно испорчены, потому что поступок Гилберта брат понимать не желал и проектировал на рыцарские сказки, в которых все всегда хорошо заканчивалось. Когда, наконец, наступила тишина, оба, измученные, разошлись по разным сторонам.
«Что я хотел взять?» – рассеянно вспоминал парень, прикрывая за собой дверь. Топтание на пороге ничего не дало. Он уже готов был развернуться и удалиться в обратном направлении, но вовремя остановился: еще одного такого «визита» он не пережил бы. Нужно было успокоиться. Он сел на кровать и стянул с головы шляпу.

Отредактировано Gilbert Nightray (Четверг, 13 сентября, 2012г. 19:08:54)

Шляпа, подаренная Эйдой, всегда действовала безотказно: волнение немного поутихло. Прикасаясь к черной ткани, Гилберт любил вспоминать времена детства. Это лучшее, что было в его жизни – большое ухоженное поместье, в котором не было ни одного неисследованного уголка, гораздый на выдумки Оз, его маленькая послушная сестренка, усердная в своих поисках миссис Кейт, неунывающий Оскар Безариус. Когда перед глазами проплывали все еще яркие и солнечные картинки, становилось легче. Он снова понимал, ради чего переживает все неприятные моменты сейчас.
«Да… да. Оз, как ты там? Держись, мы уже скоро».
Его окликнули. Гилберт никого не ждал, он вполне справедливо решил, что хватит с него укоров и обвинений. Поэтому на вошедшего Лео уставился с недоумением и искренним непониманием в желтых глазах: вот уж кого можно было записывать последним в списке посетителей. Парнишку Гил не знал совсем, несмотря на его постоянное проживание в поместье. Но он был отчасти уведомлен, что слуга Элиота предпочитает обществу людей библиотеку. Хотя Элиот, со временем, доказал обратное – кое-кого он все-таки переносил. И даже делал кое-какие успехи.
– А… здравствуй, Лео. Не беспокойся из-за этого. Он имел право, – неуверенно-осторожно ответил Найтрей. Он грустно улыбнулся и пожал плечами. – Я сам виноват – мог бы догадаться, что его это сильно заденет. Получилось, что я нанес удар в спину – некрасиво, втихомолку и вовсе не по-рыцарски…
«…при этом будучи старшим сыном Герцогского Дома, хранителем великой Цепи, прямым наследником. Я должен был служить примером, стать гордостью, выражать всяческую благодарность и верность,  а вместо этого… какой же я трус», – горько закончил он про себя и отвел взгляд в сторону. В моменты осознания своей слабости Гилберт не умел смотреть в глаза собеседникам. Казалось, что он становится стеклянным и его видят насквозь. Гнетущее чувство вины и нежелание что-либо менять. Как объяснить брату, что он не может поступить иначе? Как втолковать в его светлую голову, что есть вещи ценнее семейной чести и стерильно правильного поведения? Что есть, в конце концов, люди, ради которых ты живешь и готов пойти на все?
«Стоит ли оно того?» – кольнуло внутри.
«Стоит», –уж в этом-то Гилберт был наверняка убежден. Он оставался верным до умопомрачения, и не мог думать ни о чем, кроме своего пропавшего господина.
– …так что все нормально. Тебе не нужно успокаивать Элиота? Как бы эта его гневная вспышка не забрала с собой слишком много сил, – в голосе слышалось неподдельное переживание, и ни капли – обиды. Младший частенько испытывал приступы слабости, и для семьи это не было секретом. Впрочем, его взрывной характер объяснял временные недуги, поэтому никто не удивлялся. Но не переживать не могли.
Ворон аккуратно отложил шляпу на кровать и неловко поерзал на месте. Он не знал, как воспринимать нежданного гостя: как друга, прислугу или… человека, которому что-то нужно? Навряд ли. Гилберт был уверен, что Лео знает куда больше, чем кажется на первый взгляд.

Отредактировано Gilbert Nightray (Пятница, 14 сентября, 2012г. 21:46:06)

Какая-то часть Гилберта была согласна со словами Лео. Он – взрослый человек, а Элиот пока еще остается ребенком. Всеми силами корчащим из себя взрослого, как и положено в его возрасте. Но, вместе с тем, у него всегда было больше прав. Это был младший ребенок семьи Найтрей, не приемный, и на него возлагали большие надежды. Он казался самым разумным в этом доме, несмотря на возраст. Стоит лишь немного обуздать характер, и сколько всего ему откроется!
Ворон мотнул головой.  Он снова уходит не туда мыслями – все, лишь бы не думать о том, что по-настоящему задевает. Он привык сбегать от проблем, которые не касаются Оза напрямую. А так как молодого мастера в этом мире нет уже несколько долгих лет…  Наверное, поэтому так тяжело слушать Лео. Еще придется что-то отвечать, чтобы не настроить против себя и его.
Слуга брата, тем временем, повозившись немного с нелепыми очками, описал происходящее с другой стороны. Парень слушал внимательно, даже дыхание затаил. Он не был готов к такому откровению и, если бы не Лео, никогда бы сам не догадался и не дошел до истинной причины обид Элиота. И ведь действительно, без привязанности не бывает обид и ссор, причина им – внутренняя боль. Гил причинил боль младшему, сам того не желая. До вызывающего претворения планов в жизнь можно было поделиться с ним своими мыслями, сомнениями и опасениями, и все, возможно, сложилось бы иначе. Только что он мог сказать? Скорее всего, его жалкие оправдания по поводу спасения господина разозлили бы брата еще больше. А своими догадками о Бездне он не имеет права распространяться, как служащий «Пандоры» и хранитель секретных данных от людей, к ней непричастных. Решение, которое он принял, далось нелегко, но именно это решение было верным.
Если бы Лео мог это понять.
– Хотелось бы верить в твою правоту, – нерешительно протянул брюнет, продолжая старательно разглядывать холодную неприветливую стену. Смешно, но лохматый мальчишка знал его брата куда лучше. Почему же он тогда сомневается? Не оттого ли, что неприкрытая ненависть со стороны Элиота смогла бы окончательно разорвать связь с этой семьей? Глупости. – Я не сержусь. Я понимаю.
Резким отточенным движением руки в белоснежной перчатке Гилберт взлохматил без того растрепанные волосы. Что бы там не замыслил Лео, он действительно принес с собой небольшое успокоение. Все им сказанное еще предстояло обдумать.
– Думаешь, я смогу как-нибудь загладить перед ним свою вину? – он улыбнулся благодарно и робко, наконец, перевел взгляд на собеседника. – «Не сразу, конечно. Должно пройти немного времени, чтобы он сумеем поостыть, иначе покромсает меня на кусочки своим мечом».
В порыве эмоций брат вполне смог бы совершить что-нибудь подобное.

Тон Лео был настолько убедительным, что Гилберт почти поверил ему. В принципе, он начал озвучивать те самые мысли, что пришли в голову незадолго до этого. Значит, Гилберт еще не окончательно потерян для общества и для семьи; значит, он кое в чем разбирается и может попробовать… нет, решиться на изменения. Только бы остальной мир не был против, потому как малейшее его сопротивление привычно сбивает с толку и заставляет опустить руки.
Мальчишка напротив был достаточно смышлен, чтобы упорядочивать не только свои академические знания, – мельком Найтрей слышал, что он был прилежным учеником – но и выводил простые схемы применительно к каждому объекту. Одним из них оказался Элиот. Конечно, ведь Лео  выпала честь больше всех общаться с обладателем трудного характера, и поиск компромисса был необходим. Схема оказалась любопытной, только одолевали сомнения в собственной реакции.
«Оз умеет так улыбаться… так вот зачем он это делает. Они бы поладили, чем-то они похожи».
О вражде между двумя Великими Домами он вспомнил не сразу, но даже это не смогло окончательно убить зародившуюся надежду. Если с возвращением Оза все получится, было бы хорошо познакомить его с братом. Когда человек выпадает из мира на много лет, ему проще восстановить картину из рассказов нескольких людей с разными точками зрения. Да и Элиоту неплохо было бы с кем-нибудь подружиться, авось поубавилась бы его спесь. Что, бесспорно, пошло бы только на пользу.
Гилберт понимающе кивнул, всем своим видом выражая, что уловил послание, что пытался донести до него Лео, и принял его к сведению. В самом деле, почему бы однажды, если выпадет такой шанс, не воспользоваться этим «секретом»? С него не убудет, а на лицо Элиота посмотреть даже… интересно. Кажется, переживания совсем ушли, раз он может думать об этом так просто. Скрип… парень немедленно воззрился на нарушителя спокойствия – кому-то еще он понадобился? Или что-то в его комнате?
Целый спектр эмоций в одно мгновение отразился на лице. И замечательно, что Лео в этот момент был занят разглядыванием страшного, огромного зверя. Гил понятия не имел, откуда здесь взялась эта отъевшаяся кошка, ведь в поместье Найтрей их отродясь не водилось. Удивление, неверие в реальность нагло вломившегося сюда существа, страх, леденящие спину мурашки, паника, свинцом оглушившая голову и лишившая всякого здравого смысла. Паническая боязнь кошек с детства проявлялась одинаково. Брюнета парализовало от страха, и все, что он сейчас мог сделать – диким взглядом разглядывать рыжее пушистое пятно на полу.